Karl-May-Filme - Верная Рука и Большой Змей

Верная Рука и Большой Змей

       Точнее сказать: Шурхенд – Верная рука и Чингачгук – Большой Змей. И далее, если в ваших умах уже затеплились нужные ассоциации, – Монтигомо - Ястребиный Коготь и Оцеола – Вождь семинолов. Делавары и дакоты. Голубой дымок вигвамов. Зарубежные фильмы про индейцев, пущенные сейчас на экран Главкинопрокатом, способны пробудить отклик в любом сердце, – кто ж в России не прошел через гениальный бунинский перевод Лонгфелло в юности? Кто в конце концов не мечтал убежать к индейцам в десять лет? Так что дело это проверенное, и залы не пустуют. К тому же сняты эти ленты с применением всех достижений современного атлетизма, помноженных на умелый монтаж. Не ново, но безотказно: скорострельная пальба. Пальба из револьверов и ружей, пальба в падении и прыжке, пальба на крыше идущего вагона, на переворачивающемся плоту и на хребте несущейся лошади, пальба по натянутой веревке, по вскинутой руке и вообще по летящим целям чуть ли не из подбрасываемого оружия – просто диву даешься, какая неслыханная скорострельность обнаруживается у старомодных (по идее) пугачей прошлого века. Впрочем, в момент решающих объяснений джентльмены отбрасывают оружие и принимаются, так сказать, бить друг другу морд – до победного конца, естественно. Драки тоже кондиционные: с вылетанием в окно, с пробиванием головой стены, с обрушиванием шкафов и с хитроумными приемами, известными ныне под названием дзю-до. Вообще современное пятиборье: скоростное плавание, фехтование на томагавках, бег и скачки по пересеченной местности, на живописном фоне долин, гор, пропастей, лесов, полей и рек. Созерцая все это, задумываешься не столько о сути действия (суть, в общем, ясна сразу), сколько о том, что вот в результате многообразных усилий рациональной мысли и гонкой техники наш славный двадцатый век ударился в конце конов в культ физических упражнений на свежем воздухе, а стало быть, накопилась в организме человечества соответствующая жажда, создалась эмоциональная почва, на которой произрастают разнообразные киноцветы, не исключая, скажем прямо, и пресловутой бондианы.
      Раз так, не будем бесплодно спорить с веком. Пусть бегают, пусть стреляют. Нам остается одно: разбираться в том, что здесь естественно и неизбежно, а что от новой моды.
      В двух фильмах, с которых мы начали разговор (в одном из них, западногермано–югославском, «Верная рука – друг индейцев», экранизирован неизвестный у нас роман Карла Мая, в другом, снятом на ДЕФА, «Чингачгук – большой Змей», экранизирован известный роман Фенимора Купера «Зверобой»), во всяком случае, есть одна чрезвычайно привлекательная черта: физический динамизм сочетается в них с благородством идеи. Разумеется, это именно сочетание, соединение идеи с материалом, от приключенческих лент трудно требовать органической духовности; но уж коль скоро к беготне и стрельбе привязывается идея, то хорошо, когда эта идея благородна.
      Идея двух взятых нами фильмов заключается в том, что индейцы и бледнолицые должны жить в мире, что война между ними есть безумие, что люди вообще должны бы перестать снимать друг с друга скальпы. В обоих фильмах война оказывается явлением противоестественным, она вспыхивает не от того, что люди той и этой стороны хотят воевать, а потому, что между сторонами действуют опытные провокаторы... кстати, и в том и в другом фильме – бледнолицые. В обстановке же национальной чересполосицы, каковая, по условиям Америки тех времен, представлена в фильмах, провокации имеют неизбежный успех. Если в «Чингачгуке» колонизаторы-англичане воюют с колонизаторами-французами, параллельно индейцы-делавары воюют со всеми аборигенами, и вообще все воюют против всех, – то достаточно старому хрычу Тому Хаттеру, бывшему пирату, а ныне охотнику за скальпами, бабахнуть по силуэту, как кругом начинают стрелять все. Провокация – четкий лейтмотив обоих фильмов. Прежде чем Верная рука – друг индейцев догоняет наконец подлеца, убившего его мать, тот успевает пустить тайную пулю в белого от имени цветных, и вот уже Маки-Моте «вырыл топор войны», а в Мэзон-сити белая толпа готова растерзать краснокожего посланца. В этом акценте на легковерии толпы угадывается, конечно, отблеск современных концепций массового общества с его манипулируемыми эмоциями, но что касается беллетристического плана, то здесь, повторяю, царит в фильмах благородная идея неприятия подлости.
      Соответственно и главный герой, находящийся в центре револьверного вихря, не похож на смачного победителя бондовского типа. Скорее таким сверхчеловеком выступает его противник – беспринципная бестия и холодный красавец садист, какового играет, например, в «Верной руке» Лэрри Пеннэлл. Главный же герой Верная рука – друг индейцев – это немолодой, усталый, очень добрый, очень неохотно стреляющий папаша с лицом скорее католического патера или отца благородного семейства, чем бродяги-снайпера. Не ново. Но приятно. И показательно. Стюарт Грэйнджер в роли Друга индейцев ближе к добряку Ли Марвину в роли добродетельного гангстера, чем к стальному мстителю Юлу Бриннеру из «Великолепной семерки». Стало быть, так: стрельба крепчает, а душа мягчает? Чтобы кончить о Верной руке, добавлю, что его имя – Шурхенд, хотя и соответствует смыслу прозвища, ибо является его дословным переводом, звучит совершенно бессмысленно и нелепо в русском контексте ленты. Хорошо, что эту операцию не проделали с Чингачгуком, а то быть бы ему Гроссшлангом. Чингачгуку, однако, повезло не только с именем – его интересно играет Гойко Митич. Перед нами то же соединение верной руки и мягкой души, но в ином национальном варианте. Митич – это воплощение атлетической ловкости в сочетании с традиционно индейской непроницаемостью лица. Дети в зрительном зале вопят от восторга, когда Большой Змей с выражением сдержанной печали на лице сериями кидает в реку прыгающих на него противников. Я, может быть, и не в таком восторге от этих фильмов, как дети, но мне интересно вот что: печаль Митича перекликается с усталой добротой Грэйнджера, и это знак добра в характере силы.
      На фоне довольно ординарных актерских ансамблей две эти заглавные работы выделяются. Отмечу еще одну понравившуюся мне роль: Рольф Ремер – Зверобой, нечто вроде белого Друга индейцев в «Чингачгуке», видите, как четко там и тут выдерживаются традиционные системы типажей. Ремер играет не охотника, а скорее поэта: его большеглазого героя легко вообразить в костюме средневекового миннезингера... во всяком случае, и здесь дух преобладает над плотью и доверчивый взгляд – над быстрой стрельбой.
      Актеры и статисты в фильмах такого рода, естественно, запоминаются больше режиссеров. Режиссура в них обыкновенно профессиональна, обыкновенно почтительна к первоисточнику, к его стремительности и его длиннотам, ко всему, что в нем было и есть. Тяжеловатая и обстоятельная повествовательность киноязыка, методичная точность этнографических сцен, сугубая добротность постановки, четкое акцентирование сюжетных поворотов – и никакой импровизации, и никакой легкости или легкомыслия, и никакого рискованного блеска. И если этот тяжеловатый стиль не вполне соответствует полному неожиданных поворотов материалу, то уж профессиональной хватки у этих лент не отнимешь: в их режиссуре чувствуется... верная рука.
      Резюме: фильмы «про индейцев», идущие на наших экранах, смотреть можно, но их нужно смотреть трезвыми глазами. Возвращаясь к нашему заглавию, сформулирую свой вывод так: пусть верная рука профессиональной режиссерской хватки не заслонит от вас большого змея, который зовется кинобеллетристикой и иногда бывает очень похож на большое искусство. Но путать две эти большие вещи не стоит.
      Во избежание путаницы предлагаю два рецепта. Во-первых, смотреть такие приключенческие вестерны хорошо вперемежку с пародиями на них типа «Лимонадного Джо» – для профилактики вкуса. И, во-вторых, внушайте детям, что после просмотра добротной экранизации небезынтересно заглянуть в первоисточник. В роман Карла Мая наши дети, конечно, не заглянут по причине отсутствия русского перевода этой книги. Но «Зверобой» Фенимора Купера – вещь испытанная. Конечно, в наш массовый век старый, добрый роман в затрепанной обложке вряд ли одолеет мощную экранизацию. Но в данном случае позвольте мне остаться ретроградом.

Л.Аннинский

«Советский экран»,
№22, 1968 год
Прислал Василий Нифанин
из Верхней Тоймы, Архангельской области

Главная - Старая папка